Понятие и признаки юридической антикультуры. Правосознание, правовая культура, юридическая антикультура и правовая система общества. Признаки и формы правовой антикультуры

Диалектика развития правовых систем предполагает одновременное функционирование в любом обществе не только юридических ценностей, составляющих его (общества) правовую культуру, но и существование определенных негативных юридических явлений, процессов и состояний (неправа, пробелов в праве, юридического нигилизма, ошибок, конфликтов, противоправного поведения и других юридических патологий). Последние рассматриваются в литературе в рамках различных теорий: «теории социально-правовых отклонений», «теории неправовой жизни», «теории теневого права», «теории деформации правосознания», «теории юридических ошибок», «теории правонарушений» и т.д.

Безусловно, что все указанные концепции вносят определенный вклад в развитие юридической науки. Наиболее же перспективным представляется, на наш взгляд, культурологический подход к подобного рода феноменам, который позволяет охватить все основные деструктивные элементы и связи правовой системы (юридические антиценности), а также исследовать их комплексно с помощью универсальной (логической, лингвистической, философской), общей (экономической, политической, социологической, психологической, этической, математической и т.д.) и специально-юридической методологии. Кроме того, изучение природы юридической антикультуры (далее – ЮАК) и разнообразных типов (видов и подвидов) ее проявления позволит выявить общие закономерности развития патологических процессов в правовой системе любого общества, условия и причины их возникновения и функционирования, разработать общетеоретическую методику их предупреждения и устранения, грамотно построить всю систему правовой пропаганды, юридического воспитания и образования.

ЮАК представляет собой антипод правовой культуры. Поэтому стремление отдельных авторов рассматривать противоправное поведение (деятельность) и другие юридические аномалии в качестве атрибутивных свойств и элементов правовой культуры нам представляется методологически ущербным (см., например, ). Нельзя, видимо, и все социально-правовые отклонения рассматривать как проявления ЮАК. Дело в том, что отдельные их типы, виды и подвиды (юридические конфликты, риски, проявления нигилизма, неисполнение субъективных юридических обязанностей и т.д.) могут иметь определенную социальную полезность (позитивность), на что в литературе указывают как отечественные (В.Н. Кудрявцев, Ю.И. Гревцов, К.Г. Федоренко и др.), так и зарубежные (Э. Дюркгейм, Л. Козер, А. Коэн и др.) авторы (подробнее см. ).

ЮАК как бы «зеркально» отражает подавляющее большинство черт, присущих правовой культуре. Так, под ЮАК следует понимать определенное качественное состояние и уровень развития правовой системы, которые проявляются в совокупности всех юридических антиценностей, образующих деструктивный пласт правосознания и юридической деятельности отдельных людей, их коллективов, классов, социальных слоев, групп и общества в целом. Поэтому в самом общем плане ее (ЮАК) можно определить как совокупность юридических антиценностей.

Юридическая антикультура имеет конкретно-исторический характер и диалектически связана со всеми внутренними и внешними, объективными и субъективными, экономическими и политическими, нравственными и религиозными, юридическими и иными конструктивными и деструктивными факторами, анализ которых позволяет более полно и всесторонне раскрыть ее общесоциальную и юридическую природу, закономерности возникновения, развития и функционирования. Это один из аспектов взаимоотношения ЮАК с другими социальными явлениями.

Кроме того, сама ЮАК негативно влияет на все сферы общественной жизни. Мы еще раз хотели бы обратить внимание на то, что любые изменения в экономической и политической системах, социальной и духовной средах начинаются как кардинальный «сдвиг» внутри ЮАК, правовой и общечеловеческой культуры, как процесс противодействия и борьбы с антисоциальными юридическими взглядами, представлениями, теориями, знаниями, пробелами, ошибками и другими недостатками в правовой системе (праве, правосознании, юридической практике), как результат разработки и настойчивого внедрения в любом обществе наиболее перспективных и прогрессивных целей, гуманитарных ценностей и ценностных ориентаций.

Каждое негативное юридическое явление наносит либо может нанести определенный вред (социальный, материальный, моральный, физический и т.п.) законным интересам людей, их коллективов и организаций, государству и обществу в целом. Отрицательные свойства ЮАК снижают эффективность и качество функционирования права, правосознания, юридической практики, правовой системы в целом в любом обществе. Они направлены на дезорганизацию и десоциализацию общественных и правовых отношений.

ЮАК представляет собой единство внутренних и внешних, объективных и субъективных, нормативных и ненормативных, индивидуальных и надындивидуальных, общесоциальных и иных сторон. Внутренняя, субъективная сторона ЮАК выражается в дистантных (зрительных, слуховых и т.д.) ощущениях, восприятиях, представлениях, в памяти, которая кодирует всю собранную информацию, а также в ложно понятых или противоправных интересах, мотивах, установках, способностях, внимании, воле, эмоциях, оценках, в принятии иррациональных мыслительных решений и т.д. (подробнее о психологическом механизме поведения носителя ЮАК с поправкой на данную тему см., например, ).

Учет субъективных факторов различных деструктивных юридических явлений имеет важное теоретическое и практическое значение для определения психической «полноценности», эмоциональной «уравновешенности», «вменяемости» и «невменяемости», «ущербности» психологического механизма носителей ЮАК, степени общественной опасности и вредности юридической патологии, форм и методов ее установления, предупреждения и устранения.

Внешняя, объективная сторона юридических аномалий заключается в том, что все деформированные элементы психологического механизма поведения имеют определенное юридическое значение и оценку лишь тогда, когда они внешне выражены, объективированы в практических действиях и операциях конкретных субъектов. Как верно замечают психологи, внутреннее побуждение человека обычно реализуется через внешне наблюдаемую систему действий и поступков людей (см., например, ). Поэтому мы абсолютно не согласны с теми отечественными авторами, которые, например, юридический нигилизм, фетишизм (идеализм), догматизм и другие подобные феномены рассматривают в качестве форм деформации обыденного и профессионального правосознания (см., например, ).

ЮАК можно рассматривать либо применительно к отдельным людям (на индивидуальном уровне, либо к их коллективам, социальным группам, слоям, классам, нациям (на общесоциальном и надындивидуальном уровнях).

Нормативный аспект ЮАК во многом определяется тем, какие нормативные и /или ненормативные регуляторы задействованы в конкретной социально-правовой ситуации (о соотношении нормативных и ненормативных регуляторов в обществе см. ). Как остроумно заметил американский криминолог А. Коэн, «делинквентная субкультура извлекает свои нормы из норм более широкой культуры, выворачивая их, однако, наизнанку» .

Кроме того, нормативность ЮАК проявляется в степени ее структурирования и организации, а также в отношении ее носителей (отдельных людей, их коллективов и т.п.) к соответствующим юридическим ценностям, нормативам и предписаниям.

Существенным признаком ЮАК является ее опасность для отдельных лиц, их коллективов и организаций, государства и общества в целом. При установлении степени опасности следует учитывать тип (вид и подвид) юридической патологии (нигилистическое или циничное отношение к юридическим ценностям, пробел в праве, преступление, проступок, юридический конфликт, риск, ошибка и т.д.), уровень противоправности (при ее наличии), юридические и социальные последствия, размер причиненного вреда, средства, способы, время, место и обстановку совершения юридических погрешностей, характеристику делинквента, его виновность (невиновность), личный юридический опыт (знания – незнания, убеждения – предубеждения, умения – неумения и т.п.), мотивации, установки, интересы и многие другие внутренние и внешние, объективные и субъективные, существенные и иные обстоятельства.

Многие деструктивные юридические явления, процессы и состояния (например, противоправная, ошибочная и конфликтная юридическая деятельность) могут выступать в качестве юридических фактов (составов) , т.е. служат основаниями возникновения (изменения и прекращения) правоотношений, реализаций мер социально-правовой защиты и юридической ответственности.

Принципиально важным для уяснения природы ЮАК, ее отдельных типов (видов и подвидов), средств и способов установления и устранения юридических недостатков является указание на то, что она, как и правовая культура, проявляется в любых сферах гражданского общества и в любом элементе его правовой системы (праве, правосознании, юридической практике и т.д.).

Всем деструктивным феноменам, составляющим структуру ЮАК, присуща определенная массовость, устойчивость, повторяемость при сходных внешних и внутренних, объективных и субъективных условиях развития общественной жизни. Это положение имеет важное методологическое, теоретическое и практически – прикладное значение, поскольку позволяет прийти к следующим существенным выводам: противодействие различного рода юридической патологии, минимизация юридической антикультуры, повышение уровня правосознания и правовой культуры, укрепление законности и правопорядка, способствующие стабилизации и дальнейшему развитию экономической, политической, правовой и социальной систем, построению демократического и правового государства, должны иметь не «спонтанный» и «сиюминутный», а комплексный, научно обоснованный, ресурсообеспеченный и долгосрочный характер.

Можно выделить и другие общие признаки, позволяющие раскрыть природу, определить место и роль ЮАК в любом обществе. При этом следует обратить внимание на то, что существуют разнообразные ее типы (виды и подвиды), каждый из которых обладает не только общими, но и специфическими признаками, структурами, элементами содержания и формы, определенным уровнем дезорганизации общественных и правовых отношений, характером юридических и социальных последствий, опасности и т.д. Поэтому исследование разнообразных типов, видов и подвидов ЮАК, с одной стороны, конкретизирует, а с другой – обогащает общую теорию юридической культуры и антикультуры.

Глава 21. Юридическая антикультура (общая характеристика)

ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

2009 Юридические науки Выпуск 2 (4)

ПРАВОВАЯ АНТИКУЛЬТУРА В ПРАВОТВОРЧЕСТВЕ СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

А.С. Бондарев

Кандидат юридических наук, доцент кафедры теории и истории государства и права Пермского государственного университета, 614990, г. Пермь, ул. Букирева, 15

Дается понятие правовой антикультуры, раскрываются пассивные и активные формы ее проявления в современном российском правотворчестве, снижающие качество правовой жизни.

Ключевые слова: правовая антикультура; правотворчество; активные формы проявления правовой антикультуры; пассивные формы проявления правовой антикультуры

Правовая антикультура субъектов российского правотворчества - серьезный фактор, отрицательно сказывающийся на качестве современного российского права. Правовая антикультура в нашем понимании -это правовая неразвитость субъектов права, наличие серьезных дефектов в их правовых знаниях, правовых убеждениях и в итоге - в правовом поведении. Ее можно представить также как сплав (неразрывную взаимосвязь и взаимодействие) незнания субъектом права (либо поверхностного, искаженного знания), его правовых предубеждений и правовой пассивности либо противоправной активности. Правовая предубежденность здесь - это отрицательная установка субъекта права в отношении определенных правовых явлений, содержащая негативные правовые эмоции и чувства, формирующие его правовое пассивное либо противоправное активное поведение (подробно см.: ).

Правовое регулирование правового пространства в масштабах всей страны требует прежде всего создания целой системы правовых норм, адекватной системе общественных отношений, образующих данное правовое пространство. Основным субъектом формирования и обеспечения функционирования такой системы правовых норм, по мнению большинства ученых-юристов, выступает государство в лице его правотворческих органов. Отечественной юриди-

ческой наукой решительно отвергнуто положение о том, что право может рождаться и существовать вне государства и без его помощи. Она твердо стоит на позиции, которую четко и лаконично выразил еще Ф.Энгельс: «Все потребности гражданского общества, независимо от того, какой класс в данное время господствует, неизбежно проходят через волю государства, чтобы в форме законов получить всеобщее значение» 1.

Истинность этого суждения подтверждается историей человеческого общества. Она не дает нам ни одного примера, когда бы человеческое общество, нуждающееся в правовом регулировании, «рождало» право без участия государства. И прежде всего потому, что общество, которое нуждается в праве, по тем же самым причинам нуждается и в государстве, его властном руководстве, которое без правового регулирования весьма противоречивых (а нередко и антагонистических) общественных отношений в таком обществе невозможно. На определенном этапе исторического развития человеческое общество вынуждено было перейти от присваивающей экономики к производящей, в результате чего появилось не право еще, а только потребность в нем и возможность его функционирования в этом обществе. В присваивающем человеческом обществе, как известно, не было необходимости в правовом регулировании жизни, а

1 Подробно по этому вопросу см. .

следовательно, не было и необходимых условий для существования права.

Правовое пространство образуют общественные отношения, которые носят массово-групповой характер, повторяются неоднократно, являются вариативными и существенны для нормальной жизни конкретного общества. Правовое нормирование данных общественных отношений государством отличается активностью, целеустремленностью, творческим характером. Это не значит, что государство может творить произвол в процессе правотворчества. Здесь уместно привести слова К. Маркса, которые важно помнить и современным творцам права: «Общество основывается не на законе. Это - фантазия юристов. Наоборот, закон должен основываться на обществе, он должен быть выражением его общих интересов, вытекающих из данного способа производстваинтересов и потребностей, в противоположность произволу отдельного человека. Вот этот Code Napoleon, который я держу в руках, не создал современного буржуазного общества. Напротив, буржуазное общество, возникшее в XVIII в. и продолжавшее развиваться в XIX в., находит в этом кодексе только свое выражение. Как только он престанет соответствовать общественным отношениям, он превратиться в пачку бумаги» .

Следует заметить, что право - это система «живых» норм, общеобязательных правил поведения, по которым именно в данное время строят свои общественные отношения субъекты права данной страны, ибо с исчезновением общественных отношений гибнет и их нормативный регулятор

Он превращается в правовой памятник. К примеру, такими правовыми памятникам норм современного российского права нередко становятся статьи действующих правовых нормативных актов, которые официально не отменены, но выраженные в них нормы права не могут регулировать предусмотренные ими реальные общественные отношения ввиду их исчезновения из жизни данного общества. Это есть одно из свидетельств низкой культуры правотворчества в данном государстве, или иначе, одно из свидетельств высокого уровня правотворческой антикультуры в нем.

Человеческое общество, как известно, является динамичной системой. Согласно, например, формационному подходу каждая общественная формация представляет собой уникальную систему возможных вариантов общественных отношений - и экономических, и политических, и социальных, и духовных. И субъект правотворчества, действуя в пределах определенной общественной формации, должен осознавать, что он призван данным обществом не за тем, чтобы формулировать надуманные правовые нормы - общество их не примет, они окажутся мертворожденными. Правотворческий процесс, по сути, должен состоять из выявления существующих или возможных вариантов жизненно важных для данного общества повторяющихся общественных отношений, выбора из этих вариантов общественных отношений наиболее эффективного (а может быть, и более предпочтительного с позиции правосознания властвующих) и придания выбранному варианту (а может быть, и не одному) общеобязательности в виде той или иной юридической формы.

Роль современного российского государства в процессе правотворчества не всегда одинакова. Это различие зависит, в частности, от способов, форм правотворчества, которые определяются возможностью использования тех или иных источников права. Как известно, выбор формы права не является результатом произвольного, оторванного от социально-исторических условий желания субъектов правотворчества. Наоборот, как и содержание, форма права является отражением совершенно конкретных социально-исторических условий.

Современное российское государство не может использовать все известные истории способы, формы установления права. Ему, например, недоступно в широком масштабе санкционирование обычаев, а тем более признание правового обычая основным источником современного российского права. Чтобы обычай сложился, требуется довольно длительный период существования данного типа общественных отношений, в течение которого определенное отношение становятся привычным для его субъектов. В процессе же революционного

преобразования общества, когда отрицаются все прежние коренные общественные отношения и заменяются принципиально другими (к примеру, экономические общественные отношения, базирующиеся на основе общественной собственности и плановых началах заменяются на экономические общественные отношения, основой которых служит рыночная экономика), власть, разумеется, не может допустить стихийного течения данного процесса.

Для современного российского государства неприемлема в качестве основной формы права прецедентная форма правотворчества. Во-первых, российская правовая система многие века базировалась на принципах романо-германской семьи правовых систем, поэтому в правотворчестве сложились соответствующие исторические традиции. Во-вторых, прецедентная форма правотворчества не обеспечивает демократизма правотворческой деятельности государства, который достигается благодаря законотворческому процессу. В-третьих, право, выраженное в форме многочисленных прецедентов - и судебных и административных, - мало доступно широким народным массам, и они для решения повседневных юридических вопросов вынуждены прибегать к стоящей часто немалых денег помощи посредников - профессионалов-юристов, которые сами порой становятся в тупик при выборе необходимого прецедента для разрешения юридического дела своего клиента из массы дел, не поддающихся систематизации в высшей ее форме - кодификации.

В связи со сказанным уместно напомнить слова исследователя народного правосознания И.А. Ильина, исполненные глубокого смысла: «Самая сущность, самая природа права в том, что оно творится сознательными существами и для сознательных существ, мыслящими субъектами и для мыслящих существ. Поэтому нелеп и опасен порядок жизни, при котором народу недоступно знание его права: когда, например, среди народа есть неграмотные люди, или когда право начертано на чужом языке, или когда текст законов остается недоступным для народа, или же смысл права выражается слишком сложно, запутанно и непонятно.

Тогда, в лучшем случае, между народом и правом выдвигается иерархия корыстных посредников, взимающих особую дань за “отыскание” правоты и обслуживающих народную темноту в свою пользу; им выгодно затемнить ясное дело, а не уяснить темное, спасти “безнадежное” дело и внести кривду в суд; и под их опытными руками толкование закона быстро превращается в профессиональный кривотолк» .

Не допустить в российское правовое пространство указанных и других видов правовой антикультуры, обеспечить демократизм правотворческого процесса, стройность и устойчивость правового регулирования в эпоху, когда идет коренное преобразование общественных отношений в России, можно только посредством наиболее прогрессивной, демократичной и мобильной формы права, выработанной историей правовой жизни многих народов, - правового нормативного акта и главного его вида -закона. В настоящее время основным (если не сказать почти единственным) субъектом правотворчества в России выступает государство. Оно в лице своих правотворческих органов организует выявление нуждающихся в правовом регулировании общественных отношений, разработку проекта соответствующего правового нормативного акта, его обсуждение, принятие и опубликование. Народ современной России, которому принадлежит вся власть по действующей Конституции страны, к сожалению, непосредственно почти не использует ее в сфере правотворчества - не участвует в непосредственном правотворчестве, в частности в референдумах, через которые только и можно без всяких посредников возвести в закон общенародную волю, которую посредники вольно или невольно, в меньшей или большей степени, по злой воле или по недомыслию искажают при всех других формах правотворчества.

Для осуществления эффективной правовой деятельности субъект должен обладать не только общими принципиальными правовыми знаниями, но и достаточным объемом конкретных правовых знаний. Так, субъект - творец права - должен быть вооружен не только общими знаниями природы права, его социальной сущности, общих

и отраслевых принципов и т.д., но и конкретными научными знаниями правотворчества, прежде всего знанием научной методологии и психологии правотворчества, а также законодательной стилистики и техники. Субъект создания современного права не может уповать подобно создателю римского права только на здравый смысл и интуицию. Эту истину не однажды обстоятельно обосновывал проф. Александр Александрович Ушаков, внесший значительный вклад в формирование современной науки правотворчества. Начав заниматься исследованием проблем правотворчества во время подготовки кандидатской диссертации в Ленинградском университете на тему «Важнейшие кодификационные работы на первой фазе развития советского государства», он до конца своей научной деятельности не упускал возможности рассмотрения проблем правотворчества. И методологии правотворчества, и законодательной стилистики, и законодательной техники, и ряда других аспектов (см.: ). Здесь, однако, очень важно подчеркнуть мысль профессора о том, что современное правотворчество - это особая наука, что создать эффективную систему права, можно только глубоко познав эту науку. А в связи с рассмотрением проблемы минимизации правовой антикультуры в процессе нормирования правового пространства современной России важна для нас и другая мысль проф. А.А. Ушакова: законодательствованию можно и нужно учить. Во-первых, он предлагал ввести в программу обучения студентов-юристов обязательную учебную дисциплину - зако-нографию и сам подготовил и прочитал в 1956 г. соответствующий спецкурс на юридическом факультете Пермского государственного университета. Во-вторых, профессор предлагал учить этому делу и широкие народные массы. «Законодатель, создавая право, - писал он, - должен опираться на определенную, подлинно научную систему, на положительный опыт правотворчества, а не просто на свои эмоциональные впечатления и ощущения. Хотя правотворчество и имеет элементы искусства, но оно должно быть все меньше и меньше искусством и все больше и больше наукой. Ис-

кусству нельзя научиться, и этим оно отличается от науки. Искусство должно оказывать законодателю дополнительную помощь. Ставку надо делать на рядовых людей, которые, хотя и не обладают каким-либо природным даром законодательство-вания, но могут учиться.

В советском правотворчестве участвуют широкие народные массы, и не все из них талантливы, но все способны к учебе. Если овладеть или хотя бы ознакомиться с методом правотворчества, то это, безусловно, скажется на советском праве и правотворчестве. Отличительной особенностью правотворчества является то, что оно строится на научной основе, что оно пропитано от начала до конца наукой. Ведь законодатель отталкивается от данных науки, использует их при создании права, сознательно опирается на объективные законы развития классового общества, открываемые наукой» 2.

Нормирование правового пространства современной России напрямую зависит от правовой развитости всех субъектов правовой жизни современного российского общества - тех, кто устанавливает правовые нормы, и тех, кто их реализует и охраняет. Но в первую очередь, разумеется, оно зависит от степени правовой развитости субъектов правотворчества. Качество же современного российского права определяется прежде всего уровнем правовой культуры законодателя. А верховным законодателем современной России является народ (все граждане России, обладающие избирательным правом), который 12 декабря 1993 г. всенародным голосованием принял Конституцию Российской Федерации - основной закон нормативного российского правопорядка прямого действия. Многонациональный российский народ конституционно узаконил себя «носителем суверенитета и единственным источником власти» в стране. Свою власть народ осуществляет «непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления». «Высшим непосредственным выражением власти народа явля-

Вклад А.А. Ушакова в развитие науки о правотворчестве высоко оценивается рядом современных ученых. См., к примеру: .

ется референдум и свободные выборы» (Конституция РФ, ст. 3). Принятая посредством референдума российским народом Конституция РФ 1993 г. «имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации. Законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации». (Конституция РФ, ст.

15, п. 1). «Органы государственной власти, органы местного самоуправления, должностные лица, граждане и их объединения обязаны соблюдать Конституцию Российской Федерации и законы». Постоянно действующим субъектом федерального законо-дательствования на основе Конституции РФ выступает Федеральное Собрание РФ. (Конституция РФ, ст. 94, 99). Оно является также представительным органом российского народа (Конституция РФ, ст. 94). «Конституция Российской Федерации и федеральные законы имеют верховенство на всей территории Российской Федерации» (Конституция РФ, ст. 4., п. 2).

Как видим, приведенные конституционные установления закрепили за российским народом исключительное право непосредственно и через формируемые им законодательные органы российского государства нормировать правовое пространство современной России путем создания правовых норм первичного свойства. А это значит, что оптимально нормировать правовое пространство современной России можно, лишь минимизируя уровень правовой антикультуры не только государственных служащих всех правотворческих органов, но и всех российских граждан, не только уже обладающих избирательным правом, но и еще не получивших его. Высокий уровень правовой антикультуры российского народа в целом и законодателей в частности, породил немало проблем, связанных с формированием качественной правовой системы современной России.

Существует прямо пропорциональная зависимость всех элементов правовой культуры субъекта права от глубины усвоения им правовых знаний. Глубоко и прочно усвоенным в достаточном объеме правовым знаниям соответствуют и глубокая осознан-

ность ценности права, и убежденность в необходимости руководствоваться правовыми установлениями и реально проявлять социально-правовую активность. Низкий уровень знания и осмысления права влечет за собой правовую, эмоционально-чувственную глухоту и правовое безволие, а также правовую пассивность либо противоправо-вую социальную активность.

Очень часто многие наши законодатели просто не знакомы с современной наукой правотворчества либо знают ее весьма поверхностно и не понимают ее ценности для собственной правотворческой деятельности. И творят правовые нормы по методологии времен Древнего Рима на основе собственного здравого смысла и интуиции, хотя современный российский законодатель имеет в своем распоряжении научно разработанную теорию и методологию правотворчества (см. ). Вполне справедливы сетования Ю.А. Тихомирова по поводу отношения российского законодателя и правоприменителя к правотворческой науке: «В водовороте юридических событий мало замеченным остается такой элемент законотворчества и правоприменения, как законодательная техника. Многим эта деятельность кажется вполне доступной и несложной. Однако затем выясняется: «золотой ключик», каковым является законодательная техника, зря остался на «дне правовой жизни». В то время, как его использование избавляет от ошибок и способствует повышению качества законов» . Обоснованные сомнения в готовности российского законодателя создавать законы XXI в. выразил директор Саратовского филиала института государства и права РАН А.В. Малько: «У нас до сих пор нет единого правового пространства... Невольно возникает мысль, а насколько готовы законодатели, которым дано право принимать нормативные правовые акты, к такой работе?» И далее ответил, почему они не готовы: «Правовая культура депутатов законодательных органов субъектов Российской Федерации (справедливо, на наш взгляд, было бы сказать - и многих депутатов Федерального Собрания РФ. - А.Б.), к сожалению, далека от того уровня, который необходим для решения возникающих задач» . Его

рецепт для поднятия правовой культуры российского законодателя - поддержать предложение проф. В.М. Манохина о подготовке в юридических вузах страны кадров не только правоприменителей, но и законодателей, способных работать в сфере правотворчества, создавать нормы права на научной основе. По сути, он повторяет мысль проф. А.А. Ушакова о необходимости обучения законодательствованию, который, однако, вопрос обучения законодателя науке правотворчества ставил более фундаментально: он предлагал вовлечь в процесс учебы не только профессиональных юристов, но и широкие народные массы. В наше время, когда власть в стране конституционно отдана народу, и он призван принимать основные законы своей жизни, данная идея становится еще более актуальней. Принятие предложенных мер, несомненно, значительно повысило бы качество российского законодательства.

Но этого в перспективе, на наш взгляд, мало. Для обеспечения устойчивой минимизации в российском правовом пространстве правовой антикультуры во всех ее проявлениях мы предложили разработать постоянно действующую научную систему правового воспитания российских граждан и законодательно закрепить конкретный четкий механизм ее функционирования .

Разумеется, это перспективное решение задачи. В настоящее же время повышение качества современного российского законодательства следовало бы начать с обучения науке правотворчества действующего федерального законодателя по обоснованной научной программе. Видимо, параллельно с ним должны обучаться и законодатели субъектов Российской Федерации. В курсе обучения законодателей стоило бы предусмотреть не только лекции, но и практические занятия, на которых предусматривались бы написание проектов законов на те или иные темы, составление рефератов по проблемам теории правотворчества. Такой учебный курс должен завершаться экзаменом. Неспособных постичь современную правотворческую науку следует отзывать и на их место избирать новых, более грамотных законодателей. Предлагаемая методика

обучения, на наш взгляд, дала бы возможность довольно быстро повысить качество современного российского права. Причем это не потребует больших материальных затрат, так как и корпус профессиональных законодателей не такой уж большой, и преподавателей высокого класса в стране достаточно.

Однако, как отмечалось выше, правовая антикультура субъекта в целом есть сплав незнания либо поверхностного, ложного знания права с правовыми предубеждениями и неустойчивыми правовыми установками, а также с правовой пассивностью либо противоправной активностью. Причины высокого уровня правовой антикультуры субъекта правотворчества могут корениться не в сфере его правовых знаний, а в сфере правовых предубеждений и неустойчивых правовых установок. Пример тому - принятие современными российскими законодателями так называемых «популистских законов», для реализации которых в государственной казне нет средств. Таким образом, чтобы минимизировать правовую антикультуру современного российского законодателя, недостаточно вооружить его современными научными знаниями. Нужно одновременно сформировать правовые убеждения и правовые установки у субъекта правотворчества, ибо его правовая предубежденность есть несформировавшаяся правовая убежденность. Правовая предубежденность имеет дефекты, проявляющиеся либо в рациональном, либо чувственно-эмоциональном, либо волевом элементах, что порождает отрицательные правовые установки у субъекта правотворчества (см. подробнее ).

Правовая антикультура, будучи единой по своей сущности, в нормированном правовом пространстве проявляется в самых различных формах. Причем в каждой из форм наиболее четко отражается один из аспектов правовой антикультуры субъектов правотворчества: либо их социально-

правовая пассивность, либо их социально-антиправовая активность. Дело в том, что правовая антикультура субъекта правотворчества наиболее зримо и значимо проявляет себя вовне именно в неправомерном поведении и продуктах правовой антикультуры, которые являются следствием правового

незнания и правового предубеждения, правовой отрицательной установки. Незнание либо поверхностное, неполное и бессистемное современное правотворческое знание (например, неумение исследовать правообразующие факторы, отсутствие навыков использования законодательной техники, слабое знание основ законодательной стилистики) вызывает у субъекта правотворчества предубеждение к правотворческой науке, рождает слепую веру в свой здравый правотворческий смысл и интуицию. У такого законодателя можно наблюдать либо правотворческую пассивность, либо анти-правовую правотворческую активность. В первом случае субъект правотворчества не выполняет в той или иной мере своих правотворческих обязанностей, к примеру не создает требуемых жизнью законов, а во втором- создает антиправовые законы.

В современном российском правовом пространстве правовая антикультура творцов норм проявляется в разнообразных продуктах правотворчества. Пассивная сторона ее наиболее рельефно выступает в следующих формах: а) в существовании непростительных пробелов; б) в сохранении противоречий между законами и подзаконными правовыми актами; в) в существовании потерявших юридическую силу, но официально не отмененных правовых нормативных актов; г) в отсутствии своевременной систематизации российского законодательства.

Антиправовая активность как вторая важнейшая сторона антиправовой культуры современных российских субъектов правотворчества наиболее рельефно предстает а) в создании правовых норм, не детерминированных всеми правообразуемыми факторами (естественно-природными, социальными, психологическими); б) в принятиии антиконституционных правовых нормативных актов; в) в создании подзаконных правовых нормативных актов, противоречащих законам; г) в издании правовых нормативных актов с существенными нарушениями языковых норм; д) в принятии и правовых актов с серьезными дефектами правовых норм. Например, создание закона прямого действия, но с правовыми нормами, лишен-

ными качества формальной определенности.

Распространенность указанных форм проявления правовой антикультуры в современном российском правовом пространстве значительно снижает качество правового регулирования общественной жизни в нашей стране. Не имея возможности в данной работе представить всю картину распространенности правовой антикультуры во всех ее формах в нормировании правового пространства современной России, остановимся кратко лишь на некоторых из них. Например, нынешние исследователи состояния российского права отмечают, что его качеству большой вред наносит его чрезмерная пробельность. И прежде всего отсутствие в его как регулятивной, так и охранительной частях не только тех или иных отдельных норм, но и целых правовых институтов и даже подотраслей права. Так, анализируя правовое пространство современной России, И.Н. Барциц обнаружил серьезную угрозу федеративному единству страны, заключающуюся в отсутствии научно обоснованного и практически весьма эффективного института юридической ответственности субъектов федеративных отношений . Чрезмерная пробельность современного российского права беспокоила и многих участников научнотеоретической конференции «Российское законодательство в XXI веке», посвященной 75-летию Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ. Так, свое выступление о проблемах развития системы финансового Г.В. Петрова начала следующим предисловием: «Выступающие до меня пытались разобраться, какое право на сегодняшний день самое неэффективное. Е.А. Суханов утверждал, что гражданское, С.А. Боголюбов -что экологическое. Но мне думается, что хуже всех чувствует себя финансовое.» . В частности, докладчик отметила его серьезную пробельность: «В финансовом законодательстве не урегулированы достаточно четко полномочия Правительства России. Практически исполнительная власть парализована из-за отсутствия блока законов, которые позволяли бы осуществ-

лять единую централизованную систему управления финансами» .

Значительные пробелы существуют в регулировании административно-правового статуса общественных организаций, что отрицательно сказывается на их деятельности. Не закреплено в законодательстве правовое положение научных, образовательных и иных учреждений. Выявлены пробелы и в современном российском трудовом праве, их причины и пути преодоления определены, в частности, в монографии В.Б. Дре-свянкина .

Не менее вредным для правового пространства современной России является наличие в нем правовых норм, не детерминированных в полной мере современными правообразующими факторами. К ним относятся, например, «популистские законы», как, например, недавно принятый недостаточно обоснованный закон о гражданской ответственности, получивший отрицательный резонанс в обществе и окрещенный в народе «автогражданкой». «В России на уровне права пока не преодолено наследие тех лет, когда экономика переходила от социализма к рынку, - утверждает проф. А. Хабибулин, - во многом сохраняется непрозрачность отношений в экономике, что позволяет совершать поступки, нарушающие законность. Отсюда и коррупция чиновников» .

Множество фактов нарушения принципа верховенства законов и других принципов законности в современном законодательстве субъектов Российской Федерации приводит Н.Н. Толмачева. Все эти правонарушения она свела к трем вариантам. Первый вариант: закон субъекта напрямую дублирует нормы федерального закона. Тем самым удваивается законодательство, с одной стороны, а с другой - закон субъекта подменяет собой федеративный закон для субъектов права данного субъекта федерации, так как они привыкли ориентироваться на региональные источники права. Второй вариант заключается в принятии законов субъектов федерации, объединяющих в себе в разных пропорциях положения федерального закона(иногда и подзаконных актов федеральных органов) и правовых норм, установление которых действительно отно-

сится исключительно к компетенции органов государственной власти субъектов РФ. Третий вариант нарушения законности законодателями субъектов РФ состоит в том, что заявленный в их названии предмет правового регулирования противоположен истинному его нормативному содержанию.

На серьезные дефекты современного российского права указал в своем выступлении на съезде Ассоциации юристов России 29.01.2008 бывший кандидат, а ныне Президент РФ Дмитрий Медведев. В частности, он отметил, что «наше законодательство нередко страдает несогласованностью, и это зачастую касается и вновь принимаемого нормативного материала, что, в свою очередь, порождает большие проблемы в правоприменительной практике. Он также отметил а) не идеальность земельного и градостроительного законодательства, которое «не способствует быстрому освоению земельных участков в интересах жилищного строительства, порождает массу проблем на практике»; б) отсталость от жизни и нашего экологического законодательства: в нем отсутствуют нормы, «стимулирующие хозяйствующих субъектов к бережному использованию всех природных ресурсов, к охране окружающей среды»; в) несовершенство закона о малом бизнесе, который «слабо способствует улучшению предпринимательского климата и реально не помогает малому бизнесу»; г) говоря о судебной сфере, он сказал: «По-прежнему много нареканий к длительности рассмотрения дел в судах, и здесь необходимы решительные шаги и соответствующие законодательные изменения. Нам необходимо подумать об обновлении ряда фундаментальных нормативных актов, которые не отвечают современной действительности. Закон о судоустройстве РСФСР был принят в 1981 году и последний раз изменялся в 1999 году. Таким образом, этот важнейший законодательный акт, а в соответствии с Конституцией вопросы судоустройства могут регулироваться только федеральными конституционными законами, не приведен в соответствие с Конституцией» .

Многообразие ныне в стране некачественных законов - яркое свидетельство

правового бескультурья их создателей. Так, профессор Ю.А. Тихомиров насчитал целых пять типов «плохих» законов, действующих в современной России: законы, принимаемые вне реальных публичных интересов; законы, в которых происходит путаница в использовании демократических принципов (особенно это заметно на примере избирательного законодательства); «скупые» законы, вносящие мало нового в регулирование общественных отношений и практически недействующие; законы, принятие которых искусственно опережает появление тех или иных социальных условий; «краткие» законы, оставляющие «пустоты» в правовом регулировании .

Глядя на правовую антикультуру современного российского законодателя и ее отрицательные результаты, российские граждане задаются вопросом: «Нужна ли нам Дума?». Например, В. Яковлев предлагает вынести этот вопрос на всенародное обсуждение. И в обоснование правомерности этого шага он приводит следующие аргументы: «1) Во всяком бизнесе для эффективной деятельности стараются набрать профессионалов. Наша же Госдума - уникальное заведение, где сложным процессом

Управлением страной - занимаются, можно сказать, люди с улицы. К решениям сложных политических и экономических проблем их допустили потому, что они каким-то образом уговорили избирателей поверить их сладким обещаниям, о которых они, как показывает прошлый опыт, затем благополучно забывают. 2) В депутаты многие идут не для того, чтобы отстаивать интересы избирателей, а за сладкой жизнью. 3). Хорошие долгосрочные законы думцам невыгодны, поскольку лишают их работы. Поэтому пекутся сырые, скороспелые, которые затем подвергаются изменениям и поправкам». И в заключении В. Яковлев пишет: «Так, может, проще набрать приличных дипломированных юристов, ученых, управленцев на основе строгого и четкого отбора и дать им задание написать все необходимые стране законы» . Разумеется, предлагаемое решение проблемы правовой антикультуры современного рос-

сийского законодателя во многом наивно и противоречит принципам современной демократии, но похвальна сама гражданская позиция автора, его неравнодушие к качеству законотворчества.

Библиографический список

1. Барциц И.Н. Правовое пространство России. Вопросы конституционной теории и практики. М., 2000.

2. Бондарев А.С. О путях воздействия социалистического государства на право // Государство, право, законность. Уч. записки ПГУ №300. Пермь, 1974. Вып. 5. С.225-227.

3. Бондарев А.С. Правовая антикультура в правовом пространстве общества: монография. Пермь, 2006.

4. Бондарев А.С. Правовое воспитание личности как целенаправленная, целостная и центализованная система // Вестник Пермского университета. Юридические науки. Вып. 3. Пермь, 2003. С. 1630.

5. Бондарев А.С. Правовой нигилизм -форма правовой антикультуры личности // Там же. Вып. 2. Пермь, 2001. С. 21-41.

6. Власенко Н.А. А.А.Ушаков - основатель отечественной правовой лингвистики // Ушаков А.А. Очерки советской законодательной стилистики. М.: РАП, 2008.

7. Власенко Н.А. Основы законодательной техники. Практическое руководство. Иркутск, 1995.

8. Дресвянкин В.Б. Пробелы в российском трудовом праве. Пермь, 2004.

9. Журнал российского права. 2001, №3.

10. Журнал российского права. 2008, №2.

11. Законодательная техника: науч.-практ. пособие / под ред. Ю.А. Тихомирова. М., 2000.

12. Ильин И.А. О сущности правосознания. М., 1993.

13. Керимов Д.А. Законодательная техника: научно-метод. и учеб. пособие. М., 1998.

14. Керимов Д.А. Культура и техника законотворчества. М., 1991.

15. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21.

16. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 6.

17. Медведев Д.А. Ответственность за все, что происходит в нашей стране, лежит на каждом из насречь // [Электронный

ресурс]: URL: http://www.edinros.ru/print. Ыт1 ?id=127140 15.02.2008.

18. Толмачева Н.Н. К вопросу о соблюдении принципа верховенства закона и других принципов законности в законодательстве субъектов Российской Федерации // Журнал российского права. 2008. №2. С. 35-47.

19. Ушаков А.А. Законодательная техника // Государство, право, законность. Уч. записки ПГУ. №300. Вып. 5. Пермь, 1974. С. 222-224.

20. Ушаков А.А. Методологические аспекты советского правотворчества // Государство, право, законность. Уч. записки ПГУ. №199. Пермь, 1968. С. 268-312.

21. Ушаков А.А. О законографии как науке о правотворчестве // Государство, право, законность. Уч. записки ПГУ. №238. Вып. 2. Пермь, 1970. С. 59-72.

22. Ушаков А.А. О методе юридической техники // Уч. записки ПГУ. Пермь, 1963. Т. 104. Ч. 1. С. 101-118.

23. Ушаков А.А. О понятии юридической техники и ее основных проблемах // Уч. записки ПГУ. Пермь, 1961. Т. XIX. Вып.

24. Ушаков А.А. О психологии правотворчества (к вопросу о творческой лаборатории законодателя) // Государство, право, законность. Пермь, 1975. Вып. 6.

25. Ушаков А.А. Очерки советской законодательной стилистики. Пермь, 1967.

26. Хабибуллин А. Спруту экономической преступности обрубают щупальца // Аргументы недели. 2008. 28 февраля, №95.

27. Шургина Е.С. Техника юридического письма: уч.-практ. пособие. М., 2000.

28. Яковлев В. Нужна ли нам Дума? // Аргументы и факты. 2004, №2.

LEGAL ANTICULTURE IN LA WMAKING IN MODERN RUSSIA

Perm State University ,614990, Perm, Bukireva st., 15

In article the concept of legal anticulture is given, its passive and active forms of display in modern Russian lawmaking, reducing quality legal lives of Russians reveal.

Keywords: legal anticulture; lawmaking; passive and active forms of display of legal anticulture

А. С. Бондарев*

ПРАВОВАЯ АНТИКУЛЬТУРА СУБЪЕКТОВ РОССИЙСКОГО ПРАВА

Правовая антикультура субъектов российского права является серьезным отрицательным фактором реализации правовых норм. Правовая антикультура в нашем понимании - это правовая неразвитость субъекта права. Наличие серьезных дефектов в его правовых знаниях, правовых убеждениях и в итоге - в его правовом поведении. Кратко ее можно определить как сплав (неразрывную взаимосвязь и взаимодействие) незнания субъектом права (либо знание поверхностное, искаженное), его правовых предубеждений и правовой пассивности либо противоправной активности.1 Где правовая предубежденность есть отрицательная установка субъекта права в отношении определенных правовых явлений, содержащая негативные правовые эмоции и чувства, формирующие его правовое пассивное либо противоправное активное поведение. Нормы права, как известно, есть общеобязательный и формально определенный социальный инструмент управления поведением субъектов права в существенно важных общественных отношениях для обеспечения нормальной жизни их в социально неоднородном и весьма противоречивом современном российском обществе. Как метко выразился И. А. Ильин, «положительное право, по самому существу своему, обращается к разумной воле человека, как к самоуправляющемуся центру; основная задача его в том, чтобы каждый индивидуум управлял своим внешним поведением согласно его требованиям и предписаниям».2 Конкретизируя данную мысль, ученый продолжает: «Положительное право исполняет свое назначение тогда, когда простое сознание его правил слагает в душе человека мотив к его соблюдению, т. е. тогда, когда индивидуальный дух приемлет его в порядке самообязывания» 3 Еще детальнее раскрывает интеллектуальный процесс, необходимый для реализации позитивного права его субъектами, Н. А. Гредескул: «Осуществление права хоть и

* Кандидат юридических наук, доцент кафедры теории и истории государства и права Пермского государственного университета.

1 Подробно см.: Бондарев А. С. Правовой нигилизм - форма правовой антикультуры личности // Вестник Пермского университета. Юридические науки. Пермь, 2001. Вып. 2. С. 7 - 21.

2 Ильин И. А. О сущности правосознания. М., 1993. С. 60.

3 Там же. С. 61.

заканчивается внешними физическими результатами, но всегда пролегает через повиновение ему граждан, т. е. через чистый психологический процесс... Право воздействует на индивидуальную волю граждан и только через нее может найти себе действительное осуществление. Акт волевой предшествуется и подготавливается здесь чисто интеллектуальным процессом распознавания содержания права, т. е. уяснения себе того, что право желает... Только после того, когда человек усвоил себе, распознал, умственно произвел перед собой содержание права, - только после этого и можно говорить о его охоте повиноваться праву или об отсутствии таковой. Таким образом, повиновение праву, как процесс психологический, и именно как идео-двигательный акт, распадается на две совершенно ясно отличительные части: 1) часть, заполненную работой идей, и 2) часть двигательную, волевую, или работу интеллекта и работу воли».4

Другими словами, реализация позитивного права генетически связана с правокультурностью своих субъектов. Чем выше уровень правовой культуры и ниже уровень правовой антикультуры субъекта права, тем активней он будет пользоваться своими субъективными правами, исполнять свои правовые обязанности и соблюдать правовые запреты; и, наоборот,

Чем выше его правовая антикультура и ниже правовая культура, тем ниже активность субъекта в использовании своих субъективных прав, тем чаще исполняет он свои правовые обязанности и соблюдает правовые запреты под страхом юридического наказания либо уже под воздействием реального правового принуждения. Эта закономерность обусловлена тем, что носитель правовой антикультуры не обладает развитой эмоцией интереса к праву к его познанию, глубокому осмыслению ценности права для достижения личных и общественных интересов и потребностей. Он, следовательно, не «интериоризирует» правомерных стандартов поведения. Это означает, что предусмотренные нормами позитивного права стандарты возможного и должного правомерного поведения не переходят из разряда внешних в разряд его внутренних норм правомерного поведения. Сам субъект права в таком случае не становится источником и хранителем этих норм, не следит за их соблюдением и не испытывает за свои правовые поступки ответственности прежде всего перед собой, перед своей совестью.

Внешне реализация норм позитивного права выражается в деяниях субъектов права, использующих свои субъективные права, исполняющих

4 Гредескул Н. А. К учению об осуществлении права. Интеллектуальный процесс, требующийся для осуществления прав. Харьков, 1900. С. 41 - 42.

свои субъективные обязанности и строго соблюдающих правовые запреты. Реализация норм права происходит только в правомерном поведении субъектов права. В теории права принято различать непосредственные и опосредованные формы реализации норм права. Непосредственно реализовать норму права - это значит самому субъекту права, которому в соответствии с данной нормой права предоставляется субъективное право, либо на которого возлагается субъективная обязанность при возникших предусмотренных данной нормой права юридических фактах, самостоятельно, без какой-либо дополнительной властной команды (решения), использовать свое возникшее субъективное право и исполнить свою субъективную обязанность. Непосредственно реализуется большая часть регулятивных норм права. Часть регулятивных и все охранительные нормы права реализуются только через акты применения данных правовых норм. Коль в системе современного российского права, как и в любой современной цивилизованной системе права, подавляющее большинство действующих норм права - регулятивные нормы, их непосредственная реализация имеет огромное значение для формирования цивилизованного правопорядка в нашей стране.

В юридической науке чаще всего различают три непосредственных формы реализации норм права: использование, исполнение и соблюдение. Выбор формы реализации права зависит от вида реализуемой нормы права. Запрещающие нормы права реализуются субъектами права непосредственно, в форме соблюдения установленного правового запрета. Суть этой формы реализации - не нарушать установленный нормой права запрет на определенные действия. Такова пассивная форма реализации норм права.

Обязывающие нормы права реализуются непосредственно в форме исполнения субъектом права установленной позитивной правовой обязанности при возникновении предусмотренных данной нормой права юридических фактов. В отличие от пассивного соблюдения юридического запрета, установленного запрещающей правовой нормой, исполнение позитивной правовой обязанности, установленной обязывающей нормой, осуществляется посредством активных действий субъекта права.

Управомочивающие нормы права реализуются субъектами права в форме использования предоставляемых им данными нормами права субъективных прав. Использование права - это практическая правомерная деятельность субъекта права, соответствующая его субъективным правам, предоставляемым данной управомачивающей нормой права при возник-

ших юридических фактах, предусмотренных ее гипотезой. Эта форма реализации норм права также выражается в активной правомерной деятельности субъектов права. Выбор формы реализации норм права субъектами права во многом зависит от модели (системы) правового регулирования, сложившейся в данном обществе на данном этапе его развития. Различают две модели, или две системы правового регулирования: дозволительную (диспозитивную) и обязывающую. Суть первой модели - «в предоставлении лицу возможности самому, своей волей определить собственное поведение, что открывает простор для действий лица по своему усмотрению... Модель, логическая схема построения материала в этом случае сводится к двум элементам: субъективное право + юридические гарантии».5 Суть второй модели правового регулирования - «в обеспечении организованности, строгого порядка в жизни общества, во взаимоотношении людей, в обеспечении общественной дисциплины. И потому исходным пунктом в цепи правовых средств является здесь юридическая обязанность, а двумя главными элементами рассматриваемой модели являются: правовая обязанность + юридическая ответственность».6 Говоря о двух моделях правового регулирования человеческого поведения в государственно организованном человеческом обществе, особое внимание следует обратить на следующие два обстоятельства.

1. В обеих моделях - и в дозволительной, и в обязывающей - используются одни и те же правовые средства: позитивные обязывания, запреты, дозволения. Так как они «по своей сути носят субстационарный характер, образуют “вещество”, “тело”, ’’материю” права как объективной реальности... образуют, если угодно, протоматерию, протовещество, - тот первичный исходный материал, который так или иначе проявляется в различных юридических классификациях и из которого складываются основные конструктивные построения позитивного права, типы регулирования».7 Модель правового регулирования, следовательно, обусловливает не разницу в видах основных компонентов, а существенную разницу в соотношении этих компонентов в структурах обязывающих и дозволительных моделях правового регулирования. Так, в структуре обязывающей модели правового регулирования главное место занимает обязывание, а в дозволяющей модели - дозволение. Отсюда в обязывающей модели ведущую и организующую функции призвана выполнять государственная власть. Она и устанавливает правовые обязан-

5 Алексеев С. С. Право. Азбука, теория, философия: Опыт комплексного исследования. М., 1999. С. 382.

6 Там же. С. 383.

7 Там же. С. 352.

ности субъектов права, осуществляет контроль за их исполнением, наказывает субъектов права, не исполняющих или ненадлежаще исполняющих свои юридические обязанности. Дозволение же в этой модели по существу сводится к праву требования управомоченного лица выполнить обязанным перед ним лицом свои правовые обязанности и к праву на властную поддержку государством этих требований в случае отказа обязанного лица выполнять их добровольно.

В дозволительной же модели правового регулирования ведущей и активной силой должен выступать сам субъект права, осознавший свои правомочия и реализующий их самостоятельно через правомерные действия. Он не должен превышать своих правомочий и для обеспечения своих правопритязаний может требовать от компетентных государственных органов соответствующей помощи. А может и вовсе отказаться от тех или иных правопритязаний, например, простить долг должнику.

Разницу правопритязаний и правовой обязанности, а также различие их места в правовом регулировании ученые заметили давно, еще в ходе обсуждения вопроса о функциях норм права. Как пишет известный дореволюционный правовед Ф. В. Тарановский, Цицерон характеризовал юридические нормы как веления и запреты. Ритор Квинтилиан упускал веления, но зато относил к функциям права кроме запрета еще воздаяние, ограничение, наказание и дозволение. Юрист Модестин (III в.) приведенные мнения цицерона и Квинтилина объединил и к функциям норм права отнес: веление, запрет, дозволение и наказание. Позиция Модестина стала традиционной. Она сохранялась в юриспруденции без изменений вплоть до критики его известным немецким ученым XIX в. Савиньи, когда из формулы Модестина были удалены две функции нормы права. Излишней признана ее карательная функция, являющаяся лишь придатком к предварительному велению или запрету. Обращено внимание, во-вторых, на то, что «запрет есть не что иное, как веление чего-либо не делать» и, следовательно, нет основания наряду с повелительной функцией ставить еще и запретительную. Таким образом, юристы нового времени признали за нормами права только две функции: веление и дозволение, или, «как стали говорить юристы нового времени, - предоставление».8

Однако по поводу указанных двух функций не сложилось единого мнения. Если одни признали наличность названных обеих функций, то другие исключают дозволение и сводят действие юридических норм лишь

8 Подробнее см.: Тарановский Ф. В. Энциклопедия права. Юрьев, 1917. С. 110 - 115.

к единственной функции - к велению. Ученые, признавшие наличие у норм права двух функций, полагали, что они выполняются раздельными нормами права. Для чего в объективном праве существует два порядка норм: повелительные и дозволительные (предоставительные). Признание же двух видов параллельных норм поставило перед учеными новый вопрос. Какой из этих двух видов юридических норм наиболее важный, основной по своему значению «для правовой регламентации социального поведения индивидов?» И на этот вопрос не последовало однозначного ответа. Те, кто признал первенство за повелительными нормами, исходили из того, что основная задача права заключается в повелительном установлении обязанностей. Только благодаря установленным обязанностям для одних индивидов, могут возникать дозволения (предоставления) или полномочия для других. По мнению других ученых, первичной задачей объективного права является наделение индивидов особыми полномочиями для обеспечения их свободной деятельности в обществе и только необходимость признания и уважения этих полномочий другими и вызывает необходимость в установлении для них (других) обязанностей «непрепятствования и даже содействия полномочным». Нельзя не отметить и такой примечательный факт, что тогда же некоторые ученые пытались отстаивать мысль о наличии у юридических норм помимо веления и дозволения еще и особой отрицательной функции. Для выполнения этой функции, считали они, следует устанавливать особые юридические нормы - нормы-запреты. К ним «относятся, например, из римского права запрещение дарения между супругами, безнаказанность кражи, совершенной родственниками в нисходящей линии у родственников в линии восходящей». Ф. В. Тарановский критически относился к данной точке зрения.9

В отечественной юридической науке - и в советское время, и сегодня - традиционным является мнение о значимости для правового регулирования всей «триады» правовых средств: позитивного обязывания, запрета, дозволения. «Именно эта троица, - пишет С. С. Алексеев, - предопределяет деление регулятивных юридических норм на три основные группы - обязывающие, запрещающие, управомочивающие. От этой вездесущей “троицы” зависит деление форм реализации права также на три разновидности

- “исполнение”, “соблюдение”, “использование”».10

9 Там же. С. 113.

10 Алексеев С. С. Право. Азбука, теория, философия: Опыт комплексного исследования.

2. Обязывающая модель правового регулирования необходима для установления тоталитарного политического режима в стране, а дозволительная модель - как модель демократического общества. Если в современной России мы стремимся построить истинно правовое государство, нам необходимо выработать научную и практическую систему планомерного демонтажа существующих элементов обязывающей модели правового регулирования, доставшейся стране от предыдущего, во многом тоталитарного строя, заменив их элементами демократической системы правового регулирования - дозволительной моделью. Заметим, что за превращение России в современное правовое государство высказываются 94,3 % ее граждан и только 1,12 % - против.11

В современной России идет, по выражению С. С. Алексеева, «смена вех» - переход от обязывающей, императивной системы (модели) правового регулирования, построенной на правовых обязанностях и юридической ответственности (в ретроспективном смысле), к дозволительной (диспозитивной) модели (системе) правового регулирования, построенной на субъективных правах и их гарантиях. Эта смена, однако, происходит с большим трудом. И прежде всего потому, что, как справедливо пишет С. С. Алексеев, «пока в российской экономике еще не сложилось, во всяком случае - в качестве постоянного, универсального и устойчивого фактора, “положительное поле”, в котором только и может работать дозволительная система юридических средств, т. е. еще нет общей устойчивой, свободно реализуемой заинтересованности организаций в использовании изобретений, технических новшеств. Такое “положительное поле” не сложилось в результате так и не преодоленного наследия прошлого, тотальной бедности, сохранившихся порядков государственного всевластия и вытекающей отсюда противоречивости реформ, когда вместо свободной конкурентной рыночной экономики доминирующее значение приобрел строй прогосударственного номенклатурно-кланового капитализма».12 И как бы в подтверждение вышесказанного еженедельник «Аргументы и факты» приводит индекс состояния экономической свободы в 161 стране современного мира. По этому показателю Россия сегодня находится на 124 месте в мире.

«Положительное поле» для быстрого перехода к дозволительной системе (модели) правового регулирования в современной России, на наш взгляд, в полной мере не сложилось не только в экономике, но и в политике, в куль-

11 Там же. С. 30, 35.

12 Алексеев С. С. Право. Азбука, теория, философия: Опыт комплексного исследования.

туре, в социальной сфере. Во многом это обстоятельство обусловлено низкой политической и гражданской культурой как граждан, так и политической элиты.

Серьезным тормозом перехода к дозволительной системе правового регулирования в нашей стране является высокий уровень правовой антикультуры субъектов современного российского права всех уровней, начиная от рядовых россиян и кончая правящей элитой. Ведь в дозволительной модели правового регулирования, как было сказано выше, преобладающей частью позитивного права (и по объему, и по значению) становятся юридические дозволения, выраженные в субъективных правах индивидуальных и коллективных субъектов российского права. А это означает, что правовое регулирование должно все больше и больше опираться не непосредственно на власть, ее силу, как это было при сталинском режиме, а прежде всего на правовую развитость, правовое совершенство самих субъектов правовой жизни. Высокий уровень правовой культуры субъектов права в этом случае есть первостепенный гарант реализации ими своих субъективных прав. И, наоборот, высокий уровень правовой антикультуры многих субъектов современного российского права есть серьезное препятствие на пути внедрения (установления) дозволительной модели правового регулирования. В дозволительной системе именно субъекты права благодаря своей высокой социально-правовой активности в использовании дозволенного образа правомерного действия организуют систему правового регулирования в стране. Эффективно реализуются не только управомочивающие, но и обязывающие, а также и запрещающие нормы права, активизируются все правовые институты, призванные юридически гарантировать субъективные права.

Содержание дозволений в правовой дозволительной системе не есть плод произвольных действий субъектов права, «оно прямо формулируется в тексте нормативного акта в виде особой разновидности регулятивных норм - управомочиваемых» или же «может вытекать из комплекса юридических норм (таково, например, дозволение на заключение любых сделок между гражданами, поскольку эти сделки не запрещены, соблюдаются все условия совершения сделок и они не противоречат принципам права, его началам, духу)».13 Таким образом, в дозволительной модели правового регулирования объективное право очерчивает меру свободы действий субъектов права. Эта мера должна быть оптимальной. Она должна обеспечить

13 Алексеев С. С. Право. Азбука, теория, философия: Опыт комплексного исследования.

с одной стороны, свободу активных действий обладателю юридического дозволения в осуществлении своих естественных прав и законных интересов, а с другой - согласование этой свободы со свободой всех других субъектов права. «Дозволение в праве - это (поскольку речь не идет об общих дозволениях) субъективное юридическое право, и ему свойственно все то, что присуще субъективным юридическим правам (наличие известного “юридического плюса”, момент усмотрения, мера юридических возможностей)».14 А вопрос о том, что присуще субъективным юридическим правам, оказывается не простым.

Он продолжает вызывать серьезные дискуссии как в западной, так и в отечественной юридической науке. Так, по признанию известного ученого Г. Ф. Шершеневича «проблема субъективного права в высшей степени трудная».15 По мнению Н. М. Коркунова, «выяснение понятия права в субъективном смысле или правомочия составляет самый трудный и самый спорный вопрос во всем учении об юридических отношениях».16

В спорах приняли участие и многие другие крупные ученые: Е. Н. Трубецкой, Ф. В. Тарановский, И. А. Ильин, Л. И. Петражицкий и др. Прежде всего была отвергнута точка зрения солидариста Леона Дюги и ряда других западных ученых, вообще отрицающих наличие субъективного права. Дюги утверждал: «В настоящее время складывается общество, из которого подлежит устранению метафизическое представление о субъективном праве для того, чтобы дать место объективному праву, которое возлагает на каждого социальную обязанность выполнить определенное назначение и которое предоставляет право совершать действия, какие требуются для выполнения этого назначения».17 И. В. Михайловский на это резонно заметил, что отрицание субъективного права резко расходится с современной жизнью, «на каждом шагу дающей примеры существования субъективных прав: общежитие где бы никто не имел бы никаких прав, а только нес бы одни обязанности, немыслимо. А из общего учения о юридических нормах мы знаем, что они с одной стороны повелевают, а с другой - предоставляют (те или иные права)».18

Многочисленные теории о сущности и содержании субъективного права И. В. Михайловский распределил согласно их основаниям в три груп-

15 Шершеневич Г. Ф. Общая теория нрава. М., 1912. С. 601.

16 Коркунов Н. М. Лекции но общей теории нрава. СПб., 1904. С. 148.

17 Цит. но: Шершеневич Г. Ф. Общая теория нрава. С. 600.

18 Михайловский И. В. Очерки философии нрава. М., 1911. С. 43.

пы: теории воли, теории интереса и теории свободы. В теориях воли сущность субъективного права сводится к воле того субъекта, кому принадлежит данное право. Наиболее характерным является утверждение (Виндшейд, Шуппе, Бирлинг и др.): право есть воля субъекта, признанная общей волей, (или совпадающая с общей волей, или содержание которой составляет норму права). Наиболее распространенной оказалась теория интереса, создателем которой признан Рудольф Иеринг. Субъективное право, по его мнению, включает два элемента: материальный (субстанционный) - польза, выгода, интерес

И формальный - юридическая защита этого интереса, защита в форме иска. Следовательно, субъективное право есть интерес, защищенный иском; или оно есть юридическая обеспеченность пользования интересом. Теории воли и интереса многими учеными-юристами подверглись обстоятельной критике как весьма односторонние. Но и позиция сторонников теории свободы сущности субъективного права оказалась также уязвимой, и они вынуждены были под воздействием критики маневрировать. К примеру, И. В. Михайловский сначала утверждал, что «при изучении вопроса о содержании юридических норм мы пришли к результату, что этим содержанием является внешняя свобода человека, юридическая норма определяет внешнюю свободу людей в общежитии и служит основанием субъективных прав. Отсюда ясно, что сущность субъективного права есть внешняя свобода, определяемая нормой».19 После указания на неполноту такого подхода к субъективному праву и постановки вопроса о том, для чего эта внешняя свобода человеку нужна, автор меняет свою позицию. Теперь у него «субъективное право есть предоставленная юридической нормой сфера внешней свободы для осуществления определенного интереса».20 Но и этот подход к сущности субъективного права подвергся критике из-за отсутствия в нем властного признака. Критики отмечали, что если юридическая норма предоставляет кому-либо определенную внешнюю свободу для беспрепятственного осуществления того или иного интереса, то такое осуществление возможно только тогда, когда управомоченный получает известную власть как над объектом своего интереса, так и по отношению к другим лицам, когда он имеет право требовать от этих лиц определенного поведения, и это право обеспечено государством, к которому управомоченный всегда может обратиться за помощью в случае неисполнения его требований. В связи с этой критикой появляется новое мнение Михайловского: «субъективное право

19 Там же. С. 440.

есть известная сфера власти, предоставленная управомоченному для осуществления определенного интереса».21 Подытоживая рассмотрение этого вопроса, он пишет: «Теперь, если мы сопоставим теорию внешней свободы, как сущности субъективного права, с теориями воли и интереса, то увидим, что обе последние теории могут быть примирены с первой в высшем синтезе: теория воли верна, поскольку осуществление субъективного права зависит от воли управомоченного, а теория интереса верна, поскольку субъективное право является средством для осуществления определенного интереса». Но при этом теория свободы сущности субъективного права является более широкой и охватывает собою две остальных. Субъективное право есть «центр, из которого подобно лучам исходят всевозможные правомочия (по отношению к объекту) и правопритязания (по отношению к нарушителям какого-нибудь из этих правомочий)».22

В самом трудном и самом спорном, по словам Коркунова, вопросе о существе субъективного права в своем понимании активно выступал исходя из теории свободы и Е. Н. Трубецкой. Он, прежде всего, как и Михайловский, подробно проанализировал теории воли и теории интереса субъективного права, на основе чего сделал вывод: «Итак, мы должны нрийти к заключению, что теория интересов, предложенная Иерингом, так же не основательна, как и отвергнутая им волевая теория права. Право в субъективном смысле не есть ни выражения воли лица, ни защищенный юридическими нормами интерес. Оно есть та сфера внешней свободы, которая отводится лицу нормами объективного права... Цель права, согласно предложенному определению, состоит в том, чтобы очертить ту сферу внешней свободы лица, в которую не должны вторгаться другие лица».23 В отличие от Михайловского Е. Н. Трубецкой отстаивает теорию свободы как отражающую сущность субъективного права в чистом виде. Он отвергает возможность ее синтеза с теориями воли и интереса. Так, по его мнению, «предоставляя лицу правомочие, право не спрашивает, соответствует ли это правомочие интересам данного лица, выгодно ли оно ему или нет». Ученый приводит много примеров из практики российского права в подтверждение этого положения и в опровержение теории воли как сущности субъективного права, в частности, такой: будто ребенок или сумасшедший не может пользоваться свободой, предоставляемой правом, так как не обладает

21 Там же. С. 443.

23 Трубецкой Е. Н. Энциклопедия нрава. М., 1917. С. 165.

разумной волей. Свобода, предоставляемая субъективным правом, по мысли Трубецкого, проявляется, «во-первых, в том, что объективное право устраняет ряд внешних препятствий к осуществлению лицом определенных целей и ограждает его независимость против посторонней эксплуатации, а во-вторых, в том, что оно предоставляет ему условную возможность самоопределения, т. е. возможность самостоятельного осуществления своих целей».24

На понимание сущности субъективного права нашей современной юридической наукой значительное влияние оказала позиция Г. Ф. Шершене-вича. В дискуссии о существе субъективного права он выступил как поборник признания существа субъективного права, определяемого двумя началами: волей и интересом. По Шершеневичу, «субъективное право представляется как власть осуществлять интересы, обеспеченные и ограниченные нормами объективного права». Анализируя данное определение, находим следующие характерные признаки: « а) Субъективное право есть, прежде всего, власть субъекта права... в) Субъективное право есть власть осуществлять свой интерес, а потому интерес является определяющим моментом... с) Субъективное право есть власть осуществлять свой интерес, обеспеченная нормами объективного права... д) Но субъективное право есть власть не только обеспеченная, но и ограниченная...».25

Первый признак - субъективное право есть прежде всего власть субъекта права. Момент власти субъекта права выражается в возможности, по своей воле, осуществлять те интересы, которые лежат в основе права. Субъекту права дана возможность по своему усмотрению использовать или не использовать то положение, какое ему обеспечено правом в определенных пределах. От воли субъекта права зависит приложение данной ему власти. Обязанности реализовать свой интерес у субъекта права нет, а есть только возможность этого, но не фактическая, а правовая. Субъективное право есть власть не над благами, а над людьми. Благодаря ей субъект права может предотвратить вмешательство в свое пользование благами со стороны тех, кто также заинтересован в них. Таким образом, субъективное право есть

25 Шершеневич Г. Ф. Общая теория нрава. С. 611 - 612.

отражение обязанностей, возложенных на других лиц согласно нормам объективного права.

Второй признак - субъективное право есть власть осуществлять свой интерес, а потому интерес является определяющим моментом субъективного права. Возникновение интереса предполагает, что человек сознает способность блага удовлетворить его потребность и потому стремится к ее удовлетворению этим путем. Законодатель считается с общими, а не с индивидуальными интересами. Наличие интереса еще не создает субъективного права. Даже тогда, когда интересы человека защищаются законом, субъективного права нет, пока заинтересованному не предоставлена власть. Например, уголовные законы защищают важные многочисленные интересы отдельных людей, но их защищенные интересы не превращаются в их субъективные права, потому что они не наделены властью.

Третий признак - субъективное право есть власть осуществлять свой интерес, обеспечить его нормами объективного права. Индивидуальная воля субъекта права навязывается другим не в силу его экономического влияния или нравственного авторитета, а в силу того, что она совпадает с волею закона. Власть субъекта права в том и заключается, что в случае противозаконного препятствования ему в осуществлении его интереса он может обратиться к власти государства.

Четвертый признак - субъективное право есть власть не только обеспеченная, но и ограниченная. Право поэтому заключает субъективную волю «в гранитные берега», ставя ей законные пределы.

С этой точки зрения правильно определять субъективное право как меру свободы не в метафизическом значении, а в смысле свободы действий, направленных на осуществление защищаемого интереса.

Непростая судьба сложилась у понятия субъективного права и сущности в советской теории права. В период тоталитаризма делались попытки вовсе устранить из нее это понятие. Н. И. Матузов пишет: «Эта категория была объявлена “устаревшей и ненужной в науке, методологически неверной”, “не соответствующей социалистическим отношениям”, а в сохранении ее усматривалось “влияние буржуазной юриспруденции”. В некоторых учебниках по теории государства и права 50-х годов термин “субъективное право” даже не фигурировал, он обычно заменялся на “правомочие”».26 Так, в 1955 г. крупный советский ученый С. Ф. Кечекьян, будучи одним из авторов

26 Матузов Н. И. Актуальные проблемы теории права. Саратов, 2004. С. 71.

авторитетного в то время учебника «Теория государства и права», видимо, не решился использовать термин «субъективное право» при рассмотрении темы «Правовые отношения в социалистическом обществе». В §4 данной главы, названном: «Правомочие и юридические обязанности субъектов социалистических правоотношений», нет ни слова о субъективном праве.27 И только в 1958 г. С. Ф. Кечекьян в своем и поныне широко известном труде «Правоотношения в социалистическом обществе» сумел сказать правду: «Субъективное право, то есть право отдельных лиц, составляет совершенно необходимое понятие правовой системы и правовой науки».28

В нашей теории права стали широко обсуждаться понятие субъективного права, его содержание, соотношение с объективным правом и т. д. Были среди исследователей, как и в дореволюционной юридической науке, приверженцы всех трех теорий субъективного права: теории воли, теории интереса и теории свободы.29 В ходе дискуссии большинство ученых пришли к интегративной точке зрения на содержание сущности субъективного права. Чаще всего выделяют в содержании субъективного права три правомочия: право на собственные действия правомочного лица; право требовать соответствующего поведения от обязанного лица; право прибегнуть к мерам государственного принуждения правообязанного лица к исполнению его обязанностей в случае неисполнения их добровольно. Ныне в содержание субъективного права в качестве его «принципиального» правомочия Н. И. Матузов предлагает включить и «право-пользование». Как указывает он, такое правомочие в субъективном праве выделялось еще в дореволюционной литературе (Д. Д. Гримм, Н. М. Коркунов). Так, по Д. Д. Гримму, «момент пользования» не есть цель субъективного права, как считают некоторые, а есть содержательный его элемент. «Потому-то, - резонно заявляет он, - и стремятся к установлению таких правоотношений, в которых субъективное право дает возможность пользоваться тем или иным благом».30 Типичный пример этого - право собственности, считает Н. И. Матузов. По Коркунову, «пользование есть не только основной, но, так сказать, и естественный элемент субъективного права, обусловленный самой природой наших потребностей». И далее очень

27 См.: Карева М. П., Кечекьян С. Ф., Федосеев А. С., Федькин Г. И. Теория государства и права. М., 1955. С. 418 - 420.

28 Кечекьян С. Ф. Правоотношения в социалистическом обществе. М., 1958. С. 17.

29 См. подробнее: Иоффе О. С., ШаргородскийМ. Д. Вопросы теории права. М., 1961; ХалфинаP. O. Общее учение о правоотношении. М., 1974. С. 217 - 229; 216 - 241; и др.

30 Цит. по: МатузовН. И. Актуальные проблемы теории права. С. 84.

важное суждение: «С внутренней материальной стороны субъективное право выступает как возможность осуществления своего интереса, а так как осуществление интереса всегда предполагает пользование для этого какими-нибудь силами, то содержание правомочия составляет вообще пользование».31

В советской юридической литературе, как пишет Н. И. Матузов, «указанный признак впервые четко выделил и оценил М. С. Строгович в 1962 г., назвав его ведущим и определяющим в данном понятии (позже указанный аспект развили и другие исследователи)». И по поводу нередко выражаемых сомнений в том, - следует ли выделять этот элемент в субъективном праве, тот же Матузов замечает: «Думается, следует, ибо, будучи материальным, как бы скрепляет собой три формальных и придает субъективному праву социальное звучание и значение».32

Для характеристики содержания субъективного права в правовом государстве, его формирования и новой роли в дозволительной системе правового регулирования важно иметь в виду и мнение Н. И. Матузова о соотношении объективного и субъективного права. Во-первых, он выступает за сохранение традиционного деления права на объективное и субъективное, которое, с точки зрения некоторых ученых, «исчерпало себя в свете современных реалий». Во-вторых, профессор резонно замечает, что признание и законодательное закрепление естественных прав человека придает делению права на объективное и субъективное новое звучание и значение. «В частности, неприемлемо в нем положение, согласно которому субъективное право всегда и во всех случаях вытекает из объективного права и полностью им определяется. Это не так, особенно если речь идет о естественных правах человека, источник которых - не закон. Но при этом следует иметь в виду, что, хотя естественные права и не зависят от государства, они не направлены против него, а существуют и реализуются при поддержке и содействии государства. С другой стороны, эти права служат своеобразным ограничителем для самой власти».33

В связи со сказанным уместно, на наш взгляд, привести важнейшие положения ныне действующей Конституции РФ: «Основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения»(п. 2 ст. 17); «Права и свободы человека и гражданина являются непосредс-

32 Там же. С. 84 - 85.

33 Там же. С. 80 - 81.

твенно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием» (ст. 18); «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина - обязанность государства» (ст. 2). Только полное воплощение этих конституционных положений в российскую действительность позволит россиянам жить по своему естественному праву, формой выражения которого будет объективное (позитивное) право. В результате отпадет вопрос о первичности и вторичности субъективного и объективного права. Их соотношение перейдет в иную плоскость: содержание

Субъективное право и форма - право позитивное. Причем субъективное право каждого субъекта общественной жизни имеет естественные границы. Давно установлено, что в силу самой природы общества не может быть беспредельной естественной свободы у общественного человека, а естественная свобода каждого члена общества ограничивается свободой других его членов. Возьмем, к примеру, наставление человека в Нагорной проповеди Христа: «Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки».34 Предельно четко «золотое» правило человеческого поведения в обществе, являющееся фактически основой всех естественных законов его жизни, выразил Г. Спенсер: «Следовательно, наша формула должна выражать свободу каждого, ограниченную только свободой всех. Это мы и выразим, сказав: каждый человек волен делать все, что хочет, лишь бы он не нарушал ничьей подобной свободы».35

Субъективное право в обществе, таким образом, имеет естественные границы, и содержание его естественно-объективное. Позитивное же право в свободном демократическом обществе призвано только официально выразить его вовне через свои источники (формы), и тем самым образом сделать видимыми естественные границы субъективных прав членов данного общества и гарантировать свободу всем субъектам права в пределах этих границ. Иначе говоря, субъективное право есть абсолютное естественное право субъекта правоорганизованного общества, ограниченное свободами всех остальных и выраженное в форме (источнике) позитивного права.

В настоящее время в нашей стране не реализованы в полной мере указанные конституционные нормы, и российское общество, следовательно, не живет в полной мере по естественному праву. Оно на пути к этому. И

34 Евангелие, то есть: Благая весть или Новый завет. М., 1958. С. 11.

35 Спенсер Г. Синтетическая философия. Киев, 1997. С. 470.

российская система правового регулирования находится на перепутье: одна модель правового регулирования сменяется другой. В этой новой дозволительной системе правового регулирования ведущей силой должен стать субъект права со своими субъективными правами, выраженными нормативно в позитивном праве. Однако многие субъекты российского права просто не знают многих своих субъективных прав либо не осознают их ценности, не умеют использовать и отстаивать их. Субъективное же право, по словам И. В. Михайловского, есть центр, из которого подобно лучам исходят всевозможные правомочия по отношению к объекту и правопритязания по отношению к нарушителям какого-нибудь из этих правомочий. «Правомочия,

Как бы развивая мысль Михайловского, пишет Н. И. Матузов - дробные части субъективного права: у разных прав их больше или меньше... Например, у права собственности - три, у некоторых социальных и политических прав - пять-семь. Они не одинаковы по своему характеру, содержанию, значению (“по вкусу”). Разумеется, субъективное право может состоять и из одного правомочия - тогда они совпадают. Общее понятие субъективного права отразило в своей структуре лишь четыре из них как наиболее принципиальные и распространенные: право-поведение, право-требование, правопритязание и право-пользование».36 Реализация правомочий в отличие от правообязанностей целиком зависит от воли субъекта правомочий, основанной на знании и осознании им своих правомочий, убежденности в их ценности, необходимости использования этих правомочий именно в данное время. Принуждение в этом случае исключено, если субъект не выходит за рамки своих правомочий.

Прежде чем приступить к анализу элементов правовой антикультуры, сдерживающих реализацию современными россиянами своих правомочий, важно, на наш взгляд, обратить внимание на следующие статистические данные. По данным исследования, проведенного известным социологом Ю. Левадой (декабрь 2004 г.), только 1 % россиян доволен своим благосостоянием. Это сказывается на отношении граждан к своим правомочиям, к праву в целом. Мало кто из них знает свои законные права, не говоря об естественных, осознает ценность права. То, что «право - это основная опора личного поведения в обществе» считают только 10,5 % россиян до 25 лет; 6,6 % - до 26-30 лет; 10,4 % - 31-40 лет; 6,7 % - 41-50 лет; 10,7 % - 51-60 лет; 10,2 % - старше 60 лет. Почти половина россиян (47,6 %) прямо заявляют, что «Знание права и норм закона в нашей стране мало что дает человеку», а 5,1 %

36 Матузов Н. И. Актуальные проблемы теории права. С. 89.

и вовсе считают, что «Закону не следует доверять нигде и никогда». Такое отношение к современному российскому праву россиян явно базируется на их низкой правовой информированности. Они сами сознаются в этом. Только 3,1 % россиян считают, что они «По своим потребностям информированы высоко в правовом отношении». 52,3 % - слабо информированы, но сознают потребность в правовой информации. А вот 13,5 % россиян заявили, что они «не информированы и не нуждаются в правовой информации».37

Примечательно, что потребность в знании права прямо пропорциональна уровню образования опрошенных. Так, при неполном среднем образовании эта потребность составила всего 38,5 %, при общем среднем

58,8 %, при высшем - 77,3 %, при наличии ученой степени - 77,3 %. На высокий уровень правовой антикультуры многих россиян указывает и та мотивация, по которой они лично не читают российские законы. Из-за отсутствия времени не читают законы только 2,7 %. Тогда как из-за ненадобности их не читают 59,2 % россиян и еще 20,7 % - из-за недоверия к ним. Даже основной закон России - Конституцию РФ - испытывают потребность знать только 19,6 % россиян. Незнание современного российского права, неумение им пользоваться толкает многих россиян к неправовым методам защиты своих субъективных прав. Так за последние пять лет 11,7 % россиян защиту своих нарушенных прав искали у «сильных и влиятельных людей», а не в суде

Этом компетентном специализированном государственном правоохранительном органе.

Социологические исследования показывают, что значительная часть россиян всех возрастов намерена решать свои личные проблемы неправовыми методами и впредь. Так, дачей взяток, использованием личных знакомств и связей, использованием «силовых методов» и т. д. намерены решать свои личные дела 22,5 % россиян до 25-летнего возраста; 24,5 % - возраста 26-30 лет; 22,6 % - возраста 31-40 лет; 16,4 % - возраста 41-50 лет; 8,4 % - возраста свыше 60 лет. И кто же эти люди по своему социальному статусу? Это рабочие (19,4 %), гуманитарная интеллигенция (17,0 %), инженеры (11,8 %), работники торговли и бытовых услуг (18,1 %), служащие (19 %), предприниматели (50,0 %), жители сел (13,0 %), военнослужащие (20,9 %), пенсионеры городов (9,8 %), студенты вузов (22,8 %), безработные (19,0 %). Как видим, почти четвертая часть современных россиян до 40-летнего возраста намерена решать свои личные проблемы противоправными методами. Среди социальных групп явно лидируют предприниматели

37 Шереги Ф. Э. Социология права: прикладные исследования. СПб., 2002. С. 76.

50 %. На самом деле многие из россиян таким образом и действуют. Вот, к примеру, исследуя «кошелек 2004 года» (на что россияне потратили свои заработанные деньги), Е. Арсюхин, Т. Зыкова, Т. Смолякова отметили, что, «наверное, только в России есть такая специфическая статья расходов семейного бюджета - взятки. Специалисты подсчитали, что всего “бытовая коррупция” в нашей стране тянет на 150 миллиардов рублей в год, то есть в среднем каждый россиянин расходует на взятки и подношения более 250 рублей в месяц».38

Основной фактор, который сдерживает переход к дозволительной системе правового регулирования в современной России - пассивность многих субъектов российского права в использовании главного своего правомочия в субъективных правах - правомочия на собственные правомерные действия. Оно объективируется в управомочивающих нормах позитивного права. В дозволительной системе правового регулирования главным, определяющим правомочием субъектов права не есть их право на чужие действия, действия обязанных перед ними лицами, при необходимости принуждаемого государственной властью, а право на собственные правомерные действия, предусматриваемые управомочивающими нормами права. Ведь именно данное правомочие субъективного права есть мера собственной свободы самого субъекта права. В пределах этой правомерной индивидуализированной свободы субъект права реализует свои интересы и потребности, руководствуясь лишь своими правовыми знаниями и убеждениями. Здесь нет места правовым обязанностям и правовому принуждению. В пределах границ индивидуализированной правовой свободы субъект сам волен решить судьбу как личных, так и общественных интересов и потребностей, а все вместе субъекты российского права - и судьбу дозволительной системы правового регулирования в стране.

Ныне же именно управомочивающие нормы российского права -мотор дозволительной системы правового регулирования - очень часто не используются россиянами именно из-за высокого уровня правовой антикультуры в обществе, и прежде всего из-за слабой правовой информированности в области своих потребностей. Социологические исследования показывают, что высоко информированным в этом плане оказывается незначительное число россиян: рабочих - 1,2 %; ИТР - 1,3 %; гуманитарной и творческой интеллигенции - 1,8 %; работников торговли, бытовых услуг, транспорта, связи

38 Арсюхин Е., Зыкова Т., Смолякова Т. Жить стали азартнее. Сколько мы заработали и на что потратили в уходящем году// Российская газета. 2004. 31декабря. С. 6.

1,6 %; служащих - 6,3 %; предпринимателей - 13,5 %; жителей сел - 1,6 %; безработных - 2,8 %. Малоинформированными в области права по своим потребностям оказались все указанные слои россиян - где-то в пределах 50%. Только предприниматели здесь отличились - слабо информированных в области права по своим потребностям их оказалось 30,8 %.

Субъекты российского права не умеют, а потому и неудовлетворительно используют и такие правомочия своих субъективных прав как право

Притязания. Так, за умение отстаивать свои права населением современной России, частными и государственными предприятиями получены следующие экспертные оценки (в баллах, по пятибалльной шкале): население - 1,9 балла, частные предприятия - 2,9 балла, государственные предприятия - 3,0 балла. «Согласно оценкам экспертов, - по справедливым словам социолога Ф. Э. Шереги,- состояние правосознания населения России и правовой культуры предпринимателей находится в плачевном состоянии».39 Правовая антикультура лежит в основе не только не использования массой россиян своих правомочий, но и неисполнения ими своих правовых обязанностей, а также не соблюдения ими правовых запретов. Так, экспертная оценка уровня соблюдения норм права в современной России субъектами права в баллах выглядит следующим образом по пятибалльной шкале. Отрицательный пример здесь задает сама российская власть всех уровней - соблюдает российское право не более чем на 2,8 балла. Население соблюдает на 2,5 балла. Частные предприятия - на 2,2 балла. Государственные предприятия - на 2,9 балла. Высокий уровень преступности в стране никак не сокращается, наоборот, - имеет тенденцию к постоянному росту. Уголовные запреты в массовом порядке не соблюдаются. Причем, удручает россиян то, что в структуре современной преступности велика доля тяжких и особо тяжких преступлений. На территории страны часто безнаказанно действуют не только неорганизованные воры, взяточники, убийцы, мошенники и т. д., но немало и организованных террористических банд, организованных преступных сообществ, «воров в законе»

Организаторов краж и т. д.

Подытоживая вышеизложенное, следует отметить, что та во многом неудовлетворительная практика непосредственной реализации норм современного российского права - их использования, исполнения и соблюдения - многочисленными субъектами права, пораженных в большой степени правовой антикультурой, во многом результат того медленного и трудного перехода от тоталитаризма к истинной демократии в нашей стране.

39 Шереги Ф. Э. Социология права... С. 290.

Важной составляющей этого процесса есть «смена вех» в современном российском праве - переход от обязывающей системы (модели) правового регулирования, обслуживавшей тоталитарный режим, к дозволительной модели (системе) правового регулирования, которая в полную силу способна работать только в развитых гражданском обществе и истинно правовом государстве.

Ситуация в правовой системе современной России такова, что обязывающие и запрещающие правовые нормы в условиях демократизированного государства потеряли во многом ту былую тотальную государственную принудительную силу. Современное российское государство не в силах обеспечить тотальный контроль за исполнением и соблюдением обязывающих и запрещающих норм права и неотвратимым наказанием каждого правонарушителя. Субъекты российского права ныне, как указывалось выше, в своей массе не обладают в достаточной степени правовой культурой. Их правовая антикультура толкает на различного рода правонарушения, неисполнение своих правовых обязанностей и не соблюдение правовых запретов. Остаются невостребованными многочисленными субъектами современного российского права и их многочисленные правовые дозволения все по той же причине - их правовой неразвитости, что серьезно тормозит переход современного права России на дозволительную систему правового регулирования общественных отношений россиян. «Способность индивидуальной воли управлять жизнью человека, - по верной мысли И. А. Ильина, - может быть воспитана и выработана только там, где она планомерно упражняется и систематически осуществляется. задавленная внешним авторитетом, угнетенная угрозами и страхами, привыкшая ждать во всем приказа и позволения, воля привыкает “не сметь” и жить пассивно; центр, руководящий ее жизнью, перелагается из нее куда-то вовне, она разучивается иметь “свои мотивы” и “свои решения”, и правосознание ее теряет творческую связь с правом. Нормальное правосознание состоит в том, что человек сам управляет своим поведением, но согласно положительному праву. Вот почему правосознание может стоять на высоте только там, где право организует жизнь как школу самоуправления. Но именно там, где между правящими и управляемыми лежит пропасть, народное правосознание будет неизбежно влачить жалкое существование».40

40 Ильин И. А. О сущности правосознания. С. 61.

В отечественной литературе рассматриваются, как правило, структуры отдельных негативных явлений, а именно: правонарушений, преступлений, юридических конфликтов, ошибок и т.д. (см., например, ). Так, по мнению подавляющего большинства авторов структуру правонарушения составляют субъекты, объекты, субъективные и объективные его элементы. Такие же компоненты в структуре юридических конфликтов выделяет и Т.В. Худойкина (см. ). В.С. Жеребин полагает, что «структурный состав» юридического конфликта «характеризуется наличием следующих элементов: а) контрсубъектов; б) объекта; в) предмета; г) идейно – правовой компоненты» .

Отсутствие достаточно серьезных и научно обоснованных общетеоретических разработок структурирования ЮАК создает, на наш взгляд, определенные трудности методологического плана при структурном и функциональном подходах к отдельным ее типам, видам и подвидам.

Попытку исправить данный недостаток в общетеоретической науке предпринял А.С. Бондарев. Он пишет: «Правовая антикультура субъекта права есть сплав в его правосознании и правовом поведении противоположных его правовой культуре правовых элементов: незнания права либо поверхностных, отрывочных правовых знаний, правовых предубеждений, отрицательных правовых установок, правовой пассивности либо социально-противоправной активности» . И далее им подробно рассматривается каждый из указанных элементов структуры ЮАК.

Хотелось бы обратить внимание на то, что А.С. Бондарев, во-первых, не раскрывает общего понятия «структура» ЮАК; во-вторых, отождествляет термины «структура» и «содержание» правовой антикультуры [Там же. С. 29]; в-третьих, явно упрощает структурирование ЮАК в целом, ее внутренней и внешней сторон, отдельных типов, видов и подвидов юридических аномалий (правового инфантилизма, дилетантизма, нигилизма, идеализма, противоправной активности субъектов и т.д.).

Итак, в самом общем плане структура юридической антикультуры (от лат. struktura – строение, расположение, порядок) – это такое строение ЮАК, расположение основных ее элементов и связей, которое обеспечивает целостность и сохранение объективно-необходимых свойств при воздействии на нее внешних и внутренних, объективных и субъективных, индивидуальных и надындивидуальных, нормативных и иных фактов реальной действительности.

Здесь так же, как и при анализе правовой культуры, следует иметь в виду, что каждая юридическая патология (неправо, юридический нигилизм, ошибка, конфликт, правонарушение и т.д.) и ЮАК в целом представляют собой полиструктурное образование, включающее, в частности, генетическую и логическую, функциональную и стохастическую, временную и пространственную, синергетическую и рекурсивную, циклическую и иные виды структур.

Генетическая структура раскрывает связи отдельных негативных юридических явлений, процессов и состояний, их элементов и /или ЮАК в целом с экономическими и политическими, социальными и организационными, нравственными и религиозными, юридическими и иными предпосылками жизнедеятельности общества. Именно она позволяет на всех уровнях раскрыть причины (условия, поводы и т.п.) их возникновения и развития, механизмы детерминации, «живучести» в самых различных правовых системах и странах однотипных правонарушений, юридических ошибок, конфликтов и других юридических аномалий.

Логическая (логико-философская) структура позволяет отразить взаимосвязь элементов системы, частей и целого, содержание и формы ЮАК. Содержание образует единство всех составляющих ее свойств и элементов. Поскольку существенные признаки ЮАК мы уже рассмотрели, перейдем к тем элементам, связям и сторонам, из которых складывается ее строение.

Напомним читателю, что, по нашему мнению, правовая культура не является самостоятельным компонентом правовой системы общества, а служит лишь ценностной ее характеристикой. Поэтому ЮАК в данном контексте также характеризует правовую систему, но уже с точки зрения наличия в ней деструктивных элементов, свойств и сторон.

Обратим внимание на то, что правовая система общества, на наш взгляд, состоит из права, юридической практики и правосознания , которые образуют относительно самостоятельные подсистемы (подробнее см. ).

Таким образом, при исследовании права, юридической практики и правосознания с точки зрения проявляющихся в них антиценностей, негативных, вредных и консервативных моментов:

А. Право в этом плане рассматривается нами в качестве «неправа». Данная категория достаточно плодотворно использовалась еще Гегелем (см. ). Он выделял три основных вида неправа. К первому он относил непреднамеренное неправо , которое присуще субъектам с наивным, низким уровнем правосознания, не видящим разницы между правом и его противоположностью. Субъекты при этом понимают под правом все то, к чему стремится их воля и что «хорошо» для удовлетворения их частных интересов.

Вторым видом неправа Гегель считал сознательный обман , позволяющий одним субъектам создавать видимость права для других с тем, чтобы последние не замечали подмены, в которой действительное заменено кажущимся, реалии – иллюзиями. Третий вид неправа, по мнению Гегеля, – это преступления , субъекты которых сами желают неправа, даже не пытаясь прибегать к видимости права.

Для всех видов неправа внешним проявлением является насилие и другие формы принуждения, которые изначально неправомерны (подробнее интерпретацию взглядов Гегеля см., например, в ).

На наш взгляд, Гегель и его последующие интерпретаторы довольно широко трактуют понятие «неправо», включая в него и элементы правосознания и противоправного поведения (юридической деятельности). В нормативном понимании права к неправу относятся пробелы, противоречия, правовые коллизии и другие недостатки его содержания и формы.

Если собственная и инструментальная ценность права как важнейшего элемента правовой культуры проявляется в его общесоциальных (экономической, политической, идеологической и др.) и специально-юридических (регулятивной, охранительной, превентивной, компенсационной и др.) функциях, когда право выступает важнейшим средством управления и упорядочения общественных отношений, достижения общественного прогресса, то неправо выражается в разнообразных дисфункциях, негативных социально – юридических последствиях его воздействия, которые «выпадают» из сферы культурного пространства и не входят в комплекс правовых ценностей.

Б. Второй существенный компонент правовой системы общества, отражающий соответствующие конструктивные и деструктивные параметры, – это юридическая практика (правотворческая, интерпретационная, правореализующая, правосистематизирующая, их отдельные виды и подвиды), осуществляемая в рамках определенных юридических связей и правовых отношений (подробнее см. ) ЮАК находит проявление как в деструктивных аспектах юридической деятельности, так и в негативном социально-правовом опыте.

Следует обратить внимание, что ЮАК находит выражение во всех институциональных элементах юридической деятельности, а именно: в ее носителях (субъектах и участниках), их деформированных или противоправных действиях и операциях, неграмотном, ошибочном или правонарушительном использовании соответствующих средств (техники) и способов (тактики), неумении планировать и прогнозировать свое поведение (стратегии), достигнутых негативных (ущербных, вредных и т.п.) социальных и юридических результатах, которые образуют антикультурный юридический массив.

Для ЮАК также присущ своеобразный негативный юридический опыт , который накапливается в процессе подготовки и издания нормативных правовых актов, их толкования, систематизации, реализации, например, в правонарушительной, ошибочной и конфликтной юридической деятельности. Он представляет собой комплекс «образцов» неграмотных, нецелесообразных, бесполезных и вредных антиправовых решений и т.д. Этот опыт как важнейший компонент ЮАК представляет собой коллективную, надындивидуальную, социально-правовую память, обеспечивающую накопление, систематизацию, хранение и передачу определенной информации (деструктивных знаний, умений, оценок, подходов, «образцов» неправильного и правонарушительного поведения, неграмотного использования средств и т.д.), позволяющую фиксировать и в определенной степени воссоздавать весь процесс юридической деятельности или отдельные его фрагменты.

Не только для позитивного юридического опыта и правовой культуры в целом, но и для ЮАК и негативного юридического опыта характерны устойчивые тенденции и «стремления» к преемственности и наследию, юридической аккультурации и экспансии. Примерами тому могут служить закономерности развития юридического нигилизма и фетишизма (идеализма), криминальных субкультур и т.п. в российском обществе. Поэтому вызывает некоторое недоумение позиция А.С. Бондарева, когда он пишет: «Правовая культура, равно как и правовая антикультура, есть только «живые» человеческие явления. Они живут только в правовом сознании и правомерном либо неправомерном поведении всех субъектов права, действующих именно в данное время и в данном правовом пространстве. Живут именно до тех пор, пока действуют правомерно либо неправомерно субъекты права – носители правовой культуры и правовой антикультуры данного исторического типа. С уходом с исторической арены того или иного общества, действующего на основе определенного типа права, закономерно уходят как его правовая культура, так и правовая антикультура данного типа именно вследствие того, что исчезают субъекты данного типа права как их создатели и носители, обладающие определенным уровнем правовых знаний либо не знания правовых умений, навыков либо не приобретшие достаточных правовых навыков и умений, сформировавших либо не сформировавших в полной мере свою правовую убежденность, а следовательно, совершавшие правомерные либо неправомерные действия» .

Для любой юридической практики характерно самое разнообразное проявление ЮАК. Это «манипуляция» нормативно-правовыми предписаниями либо их «игнорирование», правонарушения, неисполнение (злоупотребление) субъективных прав и субъективных юридических обязанностей, юридические ошибки и конфликты, иные социально-правовые отклонения и нарушения правопорядка.

В. Одним из центральных компонентов правовой системы общества является правосознание . В ЮАК могут быть включены как сознательные, так и подсознательные (антиобщественные инстинкты, интуиция, автоматизмы и т.п.) элементы психики. ЮАК затрагивает юридическую психологию и идеологию, индивидуальные и общее, обыденное и научное, профессиональное и непрофессиональное, ретроспективное и иные типы правосознания.

– погрешности в ощущениях, восприятиях, представлениях, кодировании информации в памяти и т.д. (в блоке сбора и обработки фактической и правовой информации);

– дефекты мотивации, ложно понятые интересы, неверные установки и т.д. (в мотивационном блоке);

– заблуждение в прогнозах, планах, определении целей (в программно – целевом блоке);

– изъяны в волеизъявлениях, эмоциональные огрехи, невнимательность и т.д. (в энергетическом блоке);

– дефекты в знаниях, умениях, навыках, способностях и т.д. (в блоке личного опыта);

– неправильные оценки (в оценочном блоке);

– неверные интеллектуальные и волевые решения (в блоке принятия рациональных решений и их выполнения);

– ложные суждения, понятия, идеи, теории и т.д.

Указанные деформации правосознания и подсознания только тогда входят в структуру ЮАК, когда они внешне выражены, объективированы в праве, юридической практике (деятельности и опыте), общественных и правовых отношениях.

Более подробный анализ логической структуры ЮАК, к сожалению, не входил в наши планы и, без сомнения, ждет своих исследователей.

Функциональная структура показывает связи между конкретными деструктивными явлениями (юридическим нигилизмом, пробелами в праве, правонарушениями и т.п.), их отдельными элементами (действиями субъектов, используемыми ими средствами и т.д.) и ЮАК в целом. Здесь мы уже сталкиваемся с тем, что сама ЮАК выступает определенной детерминантой по отношению, например, к экономической и политической, социальной и правовой системам, духовной среде и правовой культуре, другим сферам жизнедеятельности общества. Данная структура позволяет выявить тот вред (ущерб и т.п.), который приносит отдельное негативное юридическое явление, раскрыть значение каждого его элемента в нанесении вреда, а также показать дезорганизующую роль и опасность всей ЮАК либо отдельных ее типов (например, юридических ошибок), видов (ошибок в области осуществления правосудия), подвидов (например, ошибочной юридической деятельности Конституционного Суда РФ).

Временна я структура позволяет раскрыть особенности ЮАК, отдельных ее типов (видов и подвидов), существующих в различные исторические периоды времени. Кроме того, временная структура дает возможность увидеть определенную последовательность в появлении и развитии различных по своей природе юридических аномалий. За допущенной следователем юридической ошибкой, например, может последовать серия конфликтов между следователем и обвиняемым, следователем и прокурором, прокурором и судьей. Безнаказанные административные правонарушения влекут за собой нередко преступные деяния. В рамкам указанной структуры можно исследовать основные стадии (фазы) возникновения, изменения и прекращения конкретной юридической патологии. Например, всякий юридический конфликт проходит в самом общем плане следующие стадии: а) возникновение конфликтной ситуации; б) ее осознание; в) переход к конфликтным действиям; г) разрешение конфликта; и т.д.

Стохастическая структура позволяет применительно к каждому типу (виду и подвиду) и ЮАК в целом на конкретном этапе развития конкретного общества выяснить объективно необходимые и случайные (нестационарные, переменные и т.д.) ее свойства, стороны, элементы, составы и связи между ними. Например, ни одно правонарушение, как правило, не похоже на другое по составу субъектов и объектов, содержанию и форме противоправных действий и операций, средствам и способам их осуществления, времени и месту, социальным и юридическим последствиям.

Синергетическая структура ЮАК указывает на то, как достичь в конкретной разновидности юридической деятельности (например, противоправной или конфликтной) ее субъектам и участникам наибольшей эффективности за счет оптимального использования разнообразных вариантов неправовых действий, средств, способов, норм и т.п. Яркими примерами тому служат так называемые «ложные банкротства», которые не только нарушают законность, но и весьма существенно дестабилизируют отдельные сферы экономической и социальной жизнедеятельности в России и в некоторых других странах.

Рекурсивная структура позволяет проследить причинно-следственные связи между различными типами (видами, подвидами) и элементами ЮАК. Так, низкий уровень ресоциализации осужденных лиц ведет, как правило, к рецидиву преступлений.

Понятия «цикл », «циклическая структура » применительно к ЮАК и ее отдельным типам (видам и подвидам) отражают, во-первых, законченность, например, соответствующей противоправной деятельности предполагаемым (прогнозируемым) и планируемым результатом; во-вторых, диахронность развития, т.е. повторяемость использования в процессе совершения, например, типичных правонарушений строго определенных средств (общесоциальных, технических, специально-юридических), способов, методов и т.д.; в-третьих, накопление негативного юридического опыта и передачу нужной информации от одних субъектов (например, осужденных) другим, от «одного их поколения» другим «поколениям»; в-четвертых, замкнутость, упорядоченность правонарушительных деяний и использования конкретных средств, приемов, способов, «мер безопасности» и т.п., например, в «специализированных» преступных сообществах (домушников, карманников, наперсточников и др.).

Пространственная структура проявляется в наличии разнообразных типов (видов и подвидов) ЮАК, одновременно существующих в юридическом пространстве той или иной страны. К их анализу мы и переходим.